Неплохо для покойника! - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Удивительное сочетание противоречий объединяла в себе эта женщина. Со статью и походкой герцогини, никак не меньше, она могла скандалить и голосить, словно простая базарная баба. Осанка ее при этом оставалась такой же, поэтому желание склониться перед нею в реверансе не исчезало в продолжение всей непечатной тирады. Вот и сейчас, едва она переступила порог моей квартирки, как принялась нецензурно ласкать меня, царственно вышагивая по маленькой гостиной.

— Капуста чертова! — клокотала она от праведного гнева. — Ты посмотри, в кого ты превратилась?

— В кого? — тупо переспросила я, положив всклокоченную голову на спинку дивана.

— В кого? — передразнила Тонька и грациозно опустилась рядом со мной, накрыв меня облаком дорогих духов. — Ты жить дальше собираешься или нет?

— Зачем? — не меняя интонации, спросила я. — Для чего?

— Анька! — угрожающе произнесла подруга. — Если ты не прекратишь себя казнить, то я.

— Что ты?!

— Я не знаю, что с тобой сделаю!

И тут случилось удивительное — она заплакала!

Привыкнув к тому, что Тонька является образцом хладнокровия, невозмутимости и еще бог знает каких достоинств, определяющих ее уравновешенный характер, я растерялась.

— Тонь, ты чего? — ошалело захлопала я ресницами.

— Ничего, — хлюпнула та носом и вытащила из сумочки кружевной носовой платочек. — А как бы ты, интересно, прореагировала, наблюдая за агонией своей самой любимой подруги?..

Тут и в моем носу защекотало, и мне ничего не оставалось делать, как уткнуться в ее плечо и зареветь. Я всхлипывала и причитала, не замечая, как похлопывает меня по спине Антонина, время от времени вставляя короткие фразы. Одна из них меня насторожила, и я, отстранившись, с недоумением переспросила:

— Что она сказала?

— Ничего путного, — попыталась уйти от ответа Тонька, но я была настойчива, и ей пришлось пуститься в объяснения. — Я проходила под ее окнами. Голову подняла, а она едва из окна не свешивается. «Шалава!» — орет. Я ее спрашиваю: «Кто?» Ну а она и давай верещать на всю округу. Что, ты ее не знаешь?

— Вот дура баба, — совершенно искренне изумилась я. — Сколько же времени прошло, а ей все угомону нет.

— Да, — с пониманием качнула подруга головой. — Люська еще тот экземпляр! Как я тебе говорила, привлеки ее к ответственности! Так ты — нет… Сами разберемся… Разобрались?

Следует пояснить, что Люська была бывшей тещей моего Тимура. С женой тот расстался просто и без долгих объяснений, а вот теща… Обвинив его, меня и еще бог знает кого в развале семьи, она начала с того, что принялась меня преследовать. Стараясь не обращать внимания на ее злобные выпады, я в глубине души лелеяла надежду, что рано или поздно ей это надоест. Но, как показало время, она была неутомима.

— Что ты намерена делать? — Прервала мои размышления Антонина.

— В каком плане?

— Во всех направлениях, дорогуша! Перво-наперво надо этой стерве рот закрыть, а второе…

— Что? — сразу насторожилась я.

— Тебе необходимо уехать…

— Тонь, ты в своем уме? — вытаращилась я. — Не могу сейчас уехать!

— Именно сейчас ты и должна уехать! — невозмутимо заявила она и поднялась со своего места. — После всего, что произошло, другого выхода у тебя просто нет!

Она принялась величественно гарцевать по комнате, обрушивая на мою голову тысячу разных причин, по которым я не должна оставаться в городе. Она была так красноречива и неутомима в своих рассуждениях, что к концу ее речи я была готова на любое путешествие, лишь бы она замолчала.

— Куда я, по-твоему, должна уехать? — потерла я заломившие виски. — Где меня кто ждет?

— Езжай туда, где вы отдыхали с Тимуром, — обрадованно затараторила Тонька, увидев, что я сдаюсь. — Сама говорила, что место это никому не известно, туда зверь редко забегает, не то что человек…

— Ты считаешь это самым лучшим местом для реабилитации моей души? — скептически скривила я губы. — Ничего интереснее не придумала?

Подруга сделала глубокомысленное лицо и, остановившись против того места, где я сидела, принялась меня воспитывать. Она говорила долго и пространно. Многое из ее речи мне было непонятно, единственное, что я уловила, так "это то, что начать возрождаться я должна была именно в том самом месте, где когда-то была несказанно счастлива.

— Это будет больно, — прошептала я, уставив на Тоньку немигающий взор.

— Знаю, — решительно тряхнула она головой. — Но байку про хирурга и его методы ты знаешь, так что давай собирайся, а я поеду с тобой.

Вопреки ожидаемому, сборы заняли чуть больше времени. Антонина, развившая за неделю бурную деятельность, успела многое. Но даже ей было не под силу убедить Семена Алексеевича, председателя суда Левобережного района, дать мне расчет. Он был неумолим.

— Пусть берет отпуск без содержания, — как всегда, тихим голосом ответил он, разом отметая все Тонькины аргументы. — К тому же, Антонина Ивановна, я думаю, что мне лучше поговорить с глазу на глаз с ней самой.

Этого я боялась больше всего. С тех самых пор, как был выпущен на свободу Алейников, по иронии судьбы носивший то же имя, что и мой муж, я больше не показывалась на работе.

Сначала я взяла больничный у невропатолога, затем у терапевта, потом следом отправилась к окулисту. Продлевая больничные листы сколько это было возможно, я была движима единственной целью — быть подальше от людей. Когда же врачи, пряча глаза, поочередно заявляли, что здоровью моему ничто не угрожает, я просто перестала ходить на работу. Ложилась на кровать, обнимала подушку и часами пялилась на трещину в потолке.